Запах шашлыка, затерявшийся на просторах безвоздушной и бесконечной вселенной, внезапно шмыгающий в нос маленького живого существа в белой футболке и шортиках в клеточку, вышедшего подышать удачной смесью химических элементов, благодаря которой у него получается, среди прочего, ездить на велосипеде, читать Пруста и складывать в голове сложноподчиненные этажи предложений, полные деепричастных оборотов, ломящиеся от шипящих и алчущие точек, хотя бы и с запятой. Вышло подышать и посмотреть на раскатанный над головой чертеж жаркой ночи с доминирующей на нем полу-Луной и не-спрашивай-почему случайно рассыпанными яркими и тусклыми точками, иногда мерцающими и ползающими, но по большей части застывшими в своем большом и не по-человечески изящном движении энтропийного ча-ча-ча.

Шашлычок, удивленно тянет существо ноздрями, шепчет пухлыми губами и вытягивает шею, замотанную черным шелковым шарфиком, весьма questionable с точки зрения его принадлежности к мужчинскому вестижу. Откуда это так пахнет, спрашивает себя существо, роняя неосторожную реплику в гулкий ковш ночного неба с зияющей в нем прорешиной Луны, прозрачно-черный и до того зеркально-чистый, что она тут же от него отражается, рассыпается на мельчайшие частички и раскатывается, умножаясь на тысячи ревербераций, оглашает долы и сотрясает кручи, грозя пустить по космической черноте огненные трещины, которые, того и гляди, соединят контуры античных божеств с цепочками телекоммуникационных спутников, порождая очертания межжанровых химер, стремительно метаморфизирующих из Орфея в Эвридику и обратно.

Шашлычок, повторяет существо смешное и нерелевантное слово, когда-то захваченное вместе с небольшим рюкзачком из прежней страны проживания, нынче сжавшейся до чипа в titre de séjour, шмыгает ещежды носом и со слабым шуршанием пожимает плечами, после чего разворачивается и, не спеша перебирая затекшими от долгой неподвижности ногами, уходит обратно в свое жилище, не дождавшись момента, когда небосклон даст брешь, и не выдержавшие диалектического напряжения герои греческой мифологии начнут рушиться на головы спящего общества двадцатых по счету двадцатых.

Чуть позже, освободившись от значительной части своей одежды, существо возвращается к окну и открывает форточку, чтобы обеспечить приток свежего воздуха, и на несколько мгновений задерживается, глядя на тонкое прозрачное облако, похожее на кусок невской льдины, провожая его взглядом до ближайшей готической крыши.