Yo meditaba absorto, devanando... ― Притихший, я разматывал устало... ― I was meditating, absorbed, winding...

CANTE HONDO
de Antonio Machado Антонио Мачадо

Yo meditaba absorto, devanando
los hilos del hastío y la tristeza,
cuando llegó a mi oído,
por la ventana de mi estancia, abierta

a una caliente noche de verano,
el plañir de una copia soñolienta,
quebrada por los trémolos sombríos
de las músicas magas de mi tierra.

... Y era el Amor, como una roja llama...
—Nerviosa mano en la vibrante cuerda
ponía un largo suspirar de oro
que se trocaba en surtidor de estrellas—.

... Y era la Muerte, al hombro la cuchilla,
el paso largo, torva y esquelética.
—Tal cuando yo era niño la soñaba—.

Y en la guitarra, resonante y trémula,
la brusca mano, al golpear, fingía
el reposar de un ataúd en tierra.

Y era un plañido solitario el soplo
que el polvo barre y la ceniza avienta.

Soledades, galerías y otros poemas (1907), Soledades (1899-1907)

КАНТЕ ХОНДО

Притихший, я разматывал устало
клубок раздумий, тягот и унынья,
когда в окно, распахнутое настежь,
из летней ночи, жаркой, как пустыня,

донесся стон дремотного напева -
и, ворожа плакучей кантилене,
разбили струны в сумрачные трели
мелодию родных моих селений.

...Была Любовь, багряная, как пламя...
И нервная рука в ответ руладам
взлетела дрожью вздоха золотого,
который обернулся звездопадом.

...И Смерть была, с косою за плечами...
— Я в детстве представлял ее такою —
скелет, который рыскал по дорогам...

И, гулко вторя смертному покою,
рука на растревоженные струны
упала, словно крышка гробовая.

И сирый плач дохнул подобно ветру,
сметая прах и пепел раздувая.

Перевод с испанского: Анатолий Гелескул

DEEP SONG

I was meditating, absorbed, winding
the threads of ennui and sadness,
when there came to my ear,
through the window of my room, open

to a hot night of summer,
the moan of a drowsy song,
broken by the gloomy tremolos
of the magian musics of my country.

And it was love like a red flame ...
—Nervous hand on the vibrating string
was holding a long sigh of gold
that changed into a jet of stars—.

And it was death, blade on his shoulder,
his step long, grim and skeleton-like,
—just such as I dreamed it when I was a child—.

And on the guitar, resounding and tremulous,
the brusque hand in striking feigned
the coming to reat of a coffin in earth.

And a solitary lamentation
was the gust that sweeps the dust and blowns the ash away

Translated from the Spanish by Edward Loomis