El pensador de Rodin ― «Мыслитель» Родена ― Rodin's “The Thinker”

EL PENSADOR DE RODIN
de Gabriela Mistral Габриела Мистраль

A Laura Rodig

Con el mentón caído sobre la mano ruda,
el Pensador se acuerda que es carne de la huesa,
carne fatal, delante del destino desnuda,
carne que odia la muerte, y tembló de belleza.

Y tembló de amor, toda su primavera ardiente,
y ahora, al otoño, anégase de verdad y tristeza.
El "de morir tenemos" pasa sobre su frente,
en todo agudo bronce, cuando la noche empieza.

Y en la angustia, sus músculos se hienden, sufridores.
Cada surco en la carne se llena de terrores.
Se hiende, como la hoja de otoño, al Señor fuerte

que le llama en los bronces... Y no hay árbol torcido
de sol en la llanura, ni león de flanco herido,
crispados como este hombre que medita en la muerte.

Desolación (1922)

«МЫСЛИТЕЛЬ» РОДЕНА

На руку грубую склонившись головою,
Мыслитель думает: червей добыча он;
и сам он гол, как червь, лицом к лицу с судьбою;
он ненавидит смерть, был в красоту влюблен.

Он был влюблен в любовь весною огневою,
но гибнет осенью от правды и тоски.
На лбу стоит печать: «Ты смертен», — и ночною
тревогой схваченный, он в бронзе взят в тиски.

От боли мускулы сжимаются все туже,
морщины вырезал и вел в гримасу ужас.
Как лист осенний, весь он сжался, милосердья

не знает грозный зов... И вот ни сук горящий,
ни лев израненный не корчатся так в чаще,
как этот человек, чья мысль одна — о смерти.

Перевод с испанского: Овадий Савич

RODIN'S “THE THINKER”

With chin cast down upon his rough hand,
“The Thinker” accepts that he is mortal flesh,
fatal flesh, naked to destiny, flesh that hates
death, and trembled in the face of beauty.

He throbbed with love, all his burning spring,
now, autumnal, he drowns in truth and sadness.
The "of death we are" passes over his forehead,
all in witty bronze, as night sets on.

And in anguish, his muscles swell, expanding.
Each groove of flesh fills with terrors, swelling
like an autumn leaf; the powerful Lord

evokes him in bronze there’s no tree bent
by sun in meadow, no lion with injured flank,
cast like this man who meditates on death.

Translated from the Spanish by Stephen Zelnick