Пралягух

Продолжаем изучать механизмы функционирования психотической структуры по материалам клинической конференции в Анже.*

Доклад Лоранса Форлоду представляет аллюзию на анализ мемуаров Даниэля Пауля Шребера. В данном случае проанализированы произведения французского писателя Жана-Пьера Бриссе, получившего в 1912 году глумливое звание «Принца Мыслителей» за бредовость своих сочинений.

Действительно, случай Бриссе не менее нагляден, чем случай Шребера.

Ключевые моменты этого случая.

В подростковом возрасте Бриссе был «поражен видом лягушки, у которой не было явных признаков пола». В этой лягушке он распознал все признаки маленького человеческого существа.

Большую часть жизни, с 18 до 40 лет, Бриссе проводит на военной службе вдали от родных мест, это время он посвящает изучению языков.

После окончания службы он возвращается и встречает лягушек своего детства. Через некоторое время он публикует сочинение «Логическая грамматика, или теория нового математического анализа», в котором предпринимает попытку тотального переустройства языка. Новая грамматика Бриссе выстраивается на омофонической основе и предполагает жесткую структуру всех предложений, где каждому глаголу должно соответствовать подлежащее и дополнение. Эти правила не предполагают исключений, то есть ему удается вписать в эту грамматическую конструкцию все обнаруженные исключения.

Встреча с глаголом «быть» повергает Бриссе в замешательство, он не может найти к нему дополнения. Бриссе механически записывает глагол «быть», как возвратный**, что позволяет ему вписать и это исключение в правило. Поначалу такой подход выглядит абсурдом, но затем к нему приходит уверенность в том, что это соответствует истине.

Бриссе ставит себя в один ряд с библейскими пророками и приписывает свои открытия божественному дару, сияние которого ослепляет его самого.

Последующие сочинения писателя посвящены идее происхождения человека от лягушки. Такие выводы он делает на основе морфологического разбора слов. Происхождение языка писатель по созвучиям связывает с первобытным «языком» предков-лягушек. Примечательно, что одним из агрументов теории Бриссе служит схожесть сперматозоида с головастиком.

В III семинаре Лакан выявляет основные механизмы функционирования психоза и наглядно показывает эффекты их работы на примере случая Шребера. В психозе Другой, как местопребывание речи, сводится к воображаемому другому, то есть, происходит восполнение Символического Воображаемым. В дальнейшем он связывает образование психотической структуры с отбрасыванием (форклюзией) Имени Отца - означающего, дающего опору закону, именующего то, что обеспечивает работу отцовской функции.

При встрече с вопросом пола, отсылающего к вопросам первосцены и отца, Бриссе, как и Шребер, пытается реконструировать отцовскую функцию.

Шребер рассказывает о «базовом» языке особой наполненности, на котором говорит его Бог. Бог Шребера наделен человеческими чертами и состоит с ним в любовных отношениях. Это Другой, задающий место Шребера, и определяющий его жизнь, наслаждающийся им, как объектом, и одновременно - это воображаемый зеркальный другой.

Бриссе, обнаружив «бесполую» лягушку, отвечает на вопрос первосцены созданием своего воображаемого языка, грамматика которого абсолютно полна, правила не имеют исключений. Этот язык коренится в языке предков. Означивание пола, например, писатель связывает с недоумением первобытного человека при виде полового органа: «вопрос: ce exe, sais que ce? (это знаешь, что?) в обеих своих частях дает sexe».

Язык предков здесь - лягушачья какофония. Для Бриссе Другой - праотец рода человеческого - лягушка, в которой воображаются все признаки маленького человека - зеркального другого. Этот Другой-другой задает место Бриссе в языке, помогает ему удержаться в реальном человеческом (символическом).

Здесь, как и в случае Шребера, отчетливо просматривается указанное Лаканом неразличение Другого символического и другого воображаемого. Восполнение Символического Воображаемым в попытках залатать дыру означивания, провала отцовской функции, характеризуется абсолютной полнотой воображаемых конструкций и сопровождается уверенностью субъекта в их истинности.

«Человек никогда не отдает себе отчет в том, что он находится в недрах отца» - говорит Лакан. При этом у невроза и психоза разные способы позиционирования себя в этих недрах.

Психотический субъект, в свое время лишенный возможности упорядочивания отношений, триангуляции в эдиповом треугольнике, усвоить отцовскую функцию, не имеет доступа к не может означающему Имени Отца. Столкнувшись с тайной своего места в этих недрах, он вынужден формировать воображаемые бредовые конструкции вокруг вопроса отцовской функции - это механизм его субъективации. И здесь замешивается бредовая каша из означающих пола, происхождения, рождения, смерти.

Отброшенное (форклюзированное) символизировать невозможно, а значит, приходится воображать. В месте отца Реального - сперматозоида Бриссе воображает головастика.

Интересно, что у головастика, в отличие от "бесполой" лягушки, есть хвост. В известной теории у «праотца» человечества - обезьяны - хвост тоже есть. При этом у обезьяны, как и у лягушки, отсутствует буква. Ква.

* Использованы материалы доклада Лоренса Флораду «Les prises sures de Jean-Pierre Brisset» из сборника текста докладов клинической конференции в Анже в 1996 году в переводе участников Школы клинического образования лакановских аналитиков.

** Возвратная форма (условно) — форма глагола на -ся или -сь, обозначающая направленность действия не на объект, а на себя. В рамках грамматической конструкции Бриссе это можно интерпретировать как выполнение функции дополнения подлежащим.

#ШколаКлиническогоОбразованияЛакановскихАналитиков

#клиническиештудииАртелиБФЛ

#znakperemen