Великое русское открытие. Часть 1

К ЧЕМУ ПРИШЛА РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ

Для меня всегда было очевидным, что СССР был моментом истины для русской культуры и этнических русских. Моментом обнаружения способа построить русский народ, настоящий, гармонично устроенный и имеющий невероятный потенциал развития.

В 19 веке, с Отечественной войны 1812 года начался поиск путей, были заходы в десятки тупиковых вариантов, часто трагических. Были попытки оттянуть время. Были попытки законсервировать православие, увеличить-уменьшить роль православия, и даже — придать ему несвойственные функции.

Культура, в лице Пушкина, Некрасова, других поэтов и писателей, создает желаемый образ русского народа, раскрывает красоту народных черт, способности народа.

Пушкин в "Капитанской дочке" создает образ Гринева, отважного молодого дворянина, преданного царю. Гринев — герой из "золотого прошлого": именно эпоха Екатерины II оставляла надежду, что дворянство не воспользуется дарованными вольностями, а составит активный слой, собирающий русский народ вокруг себя, обуздывающий "русский бунт", строящий героическое настоящее Российской Империи. Однако же этого не произошло. Уже современники Пушкина, его герой Дубровский использует "русский бунт" в своих частных интересах: организует шайку разбойников...

Образы дворян, гражданских властей, царской фамилии, и священников постепенно ухудшаются. К чему и власти, и привилегированные слои относятся совершенно безразлично.

В 19 веке привилегированные сословия живут сами по себе, без оглядки на народ, как отдельный этнос: скорее связанный с другими народами (европейскими), чем с русским народом.

Даже продукты питания разделены: высшие слои питаются одним, русское население — другим, нерусское население — третьим.

Одежда русской аристократии и русского народа не имеет никаких общих черт.

Единственное, что объединяет русского дворянина и русского крестьянина — православная церковь.

Самыми похожими на русский народ из крестьян были помещики-землевладельцы. Конечно, они были малообразованными, и никакой культурной компоненты в жизнь крестьянина не вносили.

Но были, безусловно, социальным компонентом, позволяющим, если приплюсовать крестьян, говорить о русских как об едином, цельном этносе.

Помещики и крестьяне связаны общим бытом, языком, трудовыми отношениями, пищей, одеждой. Это — русские. Они отличаются от татар, мордвы, чухны, поляков и нескольких видов казаков, живущих в той же России.

Отличаются даже по своему положению в отношении столиц, чиновников, полиции и даже императорской власти.

В чем-то положение инородцев хуже, в чем-то — лучше. Особых преимуществ русское народное происхождение не дает, скорее — наоборот. Например, инородец, как и русский, может стать личным дворянином. Но, в отличие от русских, он не может быть крепостным!

При этом в 19 веке у высших сословий начисто отсутствует понятие национального достоинства. Русский князь отличается от грузинского князя только закрепленными за этими званиями правами. Он горд тем, что он князь. Но не тем, что он — русский. (Опять можно вспомнить Гринева, который, как и его современники, осознавал себя именно русским дворянином).

То, что высшие сословия не гордились русским происхождением, дало очень важный социальный эффект. Русские — исключительно не заносчивый, не высокомерный народ. Русскими себя считали крестьяне, максимум — помещики, деревенская их часть. Дворяне не включились в русскую жизнь. "Простые русские люди": ни у одного другого этноса прямого аналога такому самоопределению нет.

Для народа с таким самосознанием нужна была очень особенная, специфическая форма организации общества, чтобы он чувствовал себя хозяином, чтоб его силы и способности могли развиваться. О том, что самоопределение русского народа уникально (и, как позже мы увидели, весьма плодотворно), постепенно начинают писать русские писатели. Некрасов, Ершов. Про то, что русским не хватает достойного им образованного сословия, скрепленного родством с народом, писали и Толстой, и Чехов.

Россия входит в период развития новых укладов: в горький, тяжелый как для культуры, так и народа, чуждый для общества капитализм. ...Наконец, отменяется крепостное право.

Начинается пьянство, терроризм, сектантство: почти все купцы и промышленники — инородцы, вероотступники, английские ставленники, разбойники либо сектанты.

Капитализм держался на чужой русскому человеку морали. Достаточно было бы одного примера доброго русского православного капиталиста, и российское общество сохранило бы устойчивость. Русский человек адаптировался бы: повесил бы портрет на стену, принял бы как гаранта России и своего жизненного уклада. Точно так же, как принимал он образы царя, генералов, церковных старцев: каждый из них выполнял свою функцию, он — свою.

Но капиталисты не выполняли никаких функций для народа России, и ни одного такого капиталиста не нашлось!
Капиталисты были либо инородцами, либо староверами. Староверы имели собственное представление как о народе, так и о высших сословиях. Их деятельность, включая организацию производства, торговли, а также меценатство и благотворительность продвигала в жизнь мораль и ценности, которые "не прочитывались" ни со стороны дворянства и разночинцев, ни со стороны рабочих, а тем более — крестьян.

Рабочий люд, по его представлению трудился на чужака, иноверца, и ждал заступничества от православного царя. Дворянство понимало, что утрачивает позиции, и капиталисты, и купечество являют собой конкурентов для старых "элит". И у дворянства развивалась "отрицательная идентичность": не отождествляли себя с русскими. Верхушка дворянства отождествляла себя с англичанами, французами, немцами, поляками, румынами. Даже с турками и японцами — противниками в недавних и даже текущих войнах.

К последнему десятилетию 19 века образ русского народа почти полностью утрачивается. Русские живут в обстановке, в формировании которой они участия не принимают. На периферии, в Сибири, в казацких областях, в Туркестане, Финляндии идет самодеятельное формирование этносов и субэтносов. Зачастую это народы древнего происхождения, но они реформируются к новому и достаточно самостоятельному образу жизни, с опорой на новую деятельность, торговые пути, на новое распределение ресурсов, новые границы. У них возникают лидеры, сословия и обновленная версия мифологии.

Возрождается национализм поляков, возникает на почве государственной поддержки украинского и финского языков мифология украинства и финноманства. В то же самое время русский народ полностью брошен своими высшими сословиями, которые и сами пребывают в растерянности. Среди них распространяются апатия, безответственность, мистицизм, разврат, бытовая преступность и терроризм. Это хорошо отражено в произведениях Толстого, Достоевского, Помяловского и других.

Исчезают типичные траектории русской судьбы: "русский солдат", "русская женщина"...

Подобно тому, как высмеиваются святые для советских людей понятия в постсоветские годы, в 80-90 годы 19 столетия высмеиваются, выхолащиваются понятия "русские люди добрые", "русская удаль", "русская широкая душа".

Образ армии подрывает смерть генерала Скобелева в постели проститутки, образ церкви порочит Гришка Распутин.

"Народничество" — движение, начатое Герценом и Чернышевским, постепенно дрейфует в либерализм и анархизм. Важно отметить — почему. Потому что народники видят, что для образованных масс народа нет роли при капитализме. Нет области, нет места, где русские люди могли бы обустраивать жизнь по своему разумению. В гораздо более свободных условиях оказываются не только инородцы, но и беглые каторжники или поселенцы в местах ссылок. Вдали от пристального взгляда чиновников и полиции, при минимальном соблюдении законов. Законопослушное же большинство простого русского народа оказывается на обочине жизни.

Итак, мы подходим к началу 20 века в условиях, когда крупнейший государствообразующий этнос, обладающий исключительно цельным языком (практически без диалектов на такой огромной территории), едиными нравственными доминантами и общей религией, определяющий себя как "русские" (или, в малочисленных случаях как "русские казаки", "русские поморы" и т.п.) оказался на грани исчезновения в своей стране, брошенный разлагающимися высшими сословиями, на грани утраты культуры, созданной на русском языке.

Встал вопрос: русский народ или капитализм. (продолжение следует)