Матрёнин двор

Советская литература

Александр Солженицын

1918–2008

1959 год

Краткое содержание рассказа

читается за 8 минут, оригинал — 1 ч

Деление пересказа на главы — условное, в оригинале — три главы без названий. В рассказчике угадывается сам Солженицын, который после восьми лет исправительно-трудовых лагерей был сослан на вечное поселение в пустынный казахский аул, но ссылка была снята, он вернулся в РСФСР и поселился в деревне.

Приезд в деревню

Летом 1956 года Игнатич возвращался в советскую Россию.

Игнатич — рассказчик, мужчина средних лет, бывший заклю­чённый, школьный учитель.

После жизни в пыльной горячей пустыне ему хотелось поселиться посреди прохладных лиственных лесов, «затесаться и затеряться в самой нутряной России».

В областном центре он попросился на должность учителя математики где-нибудь подальше от города, и его отправили в место со странным названием Торфопродукт.

Торфопродукт оказался железно­дорожной станцией, с которой невозможно уехать: там никогда не было билетов. Посёлок стоял между торфяными низинами, по вечерам в клубе там играла громкая музыка, а местные пьяницы пыряли друг друга ножиками. Игнатич уже начал жалеть о тишине азиатской пустыни, когда на местном базарчике познакомился с женщиной и узнал от неё, что за посёлком есть целый ряд небольших деревенек.

Дом Матрёны

Новая знакомая отвела Игнатича в деревушку Тальново, где он снял угол в доме у пожилой Матрёны Васильевны.

Матрёна Васильевна Григорьева — одинокая женщина, 60 лет, с луче­зарной улыбкой, простая, честная, беско­рыстная, добро­же­ла­тельная, всегда готовая помочь.

Дом состоял из просторной избы с печью и отдельной горницы.

Кроме Матрёны и меня жили в избе ещё: кошка, мыши и тараканы. Кошка была немолода, а главное — колченога. Она из жалости была Матрёной подобрана и прижилась.

Женщина предупредила, что готовить не умеет. Продуктов в Торфопродукт почти не привозили, и люди ели в основном картошку, сдобренную комбини­рованным жиром.

Но Игнатич всё равно остался в Матрёниной избе: это была та самая «кондовая Россия», которую он искал.

Здоровье и вера

Матрёна в тот момент болела: эта хворь налетала на неё неожиданно и укладывала в постель на несколько дней. Когда в Матрёнину жизнь «врывалась временами тяжёлая немочь», за ней ухаживала близкая подруга Маша.

Маша — близкая подруга Матрёны, дружат с детства, опекает подругу, ухажи­вает за ней во время приступов болезни.

Фельдшерицу вызвали только однажды. Она заставила Матрёну сдать анализы, посылала их в районную больницу, но дело заглохло.

Матрёна рассказывала, какие тяжёлые мешки таскала в молодости и как однажды остановила на ходу испуганного коня. Но бесстрашной она не была — боялась пожара, молний и поездов.

На Крещение Матрёна ходила в церковь за святой водой, но не была особенно религиозной, скорее даже суеверной язычницей.

Только грехов у неё было меньше, чем у её колченогой кошки. Та — мышей душила…

Только в этом году святой воды ей не досталось: кто-то забрал её котелок.

Работа в колхозе и отношение к деньгам

Денег она не получала многие годы: пенсии ей не платили, родные почти не помогали.

А в колхозе она работала не за деньги — за палочки. За палочки трудодней в замусленной книжке учётчика.

Всю осень Матрёна добивалась пенсии и ходила по инстанциям за много километров от дома. Обнаружилось много несправед­ливостей: женщина была больна, но инвалидом не считалась; всю жизнь проработала в колхозе, а не на заводе, поэтому пенсия ей полагалась только за потерю кормильца. Мужа у Матрёны не было уже пятнадцать лет, и теперь добыть справки о его стаже было нелегко.

Остальное время она занималась хозяйством: копала картошку, добывала сено для единственной козы, подворовывала торф у треста, чтобы не замёрзнуть зимой.

Новый председатель урезал Матрёнин огород, оставив ей пятнадцать соток неплодородной песчаной земли, и за эти сотки заставлял её работать на колхоз бесплатно.

Соседям Матрёна тоже в помощи не отказывала — её звали копать картошку, вспахать огород. Денег за помощь она не брала.

К зиме жизнь Матрёны наладилась: ей стали платить пенсию, да и от жильца плата шла. Она справила себе валенки и пальто, в подкладку которого зашила двести рублей — себе на похороны.

Молодость, Фаддей и замужество

О прошлом Матрёна своего жильца не расспрашивала — тот сам сообщил ей, что много лет провёл в тюрьме. Игнатич тоже «не бередил её прошлого», даже не предполагая, что в жизни Матрёны было что-то значительное.

Однажды к Игнатичу пришёл Фаддей Григорьев и попросил поставить хорошую оценку своему сыну — самому злостному двоечнику в классе.

Фаддей Григорьев — высокий старик с чёрными воло­сами, чёрными широ­кими бровями и чёрной густой бородой, жадный, вспыль­чивый и жестокий.

Борясь за высокий процент успеваемости, районные школы переводили из класса в класс даже самых отпетых двоечников, но Игнатич не хотел ставить незаслуженные оценки и отказал.

Поздно вечером Матрёна призналась, что когда-то чуть не вышла за Фаддея замуж, но он не вернулся с Первой мировой войны. Прождав три года, Матрёна вышла замуж за его младшего брата Ефима и переехала в дом, где и прожила всю жизнь — раньше он принадлежал Григорьевым.

Ефим Григорьев — муж Матрёны, брат Фаддея, пропал на войне.

Летом сыграли свадьбу, а осенью Фаддей вернулся из венгерского плена. От злости он чуть не зарубил топором Матрёну и родного брата.

Стал на пороге. Я как закричу! В колена б ему бросилась!.. Нельзя… Ну, говорит, если б то не брат мой родной — я бы вас порубал обоих!

Жениться на местной Фаддей не стал — разыскал в соседней деревне невесту с именем Матрёна, построил отдельную избу, наплодил детей. Сама Матрёна рожала шесть раз, и ни один ребёнок не выжил. Потом Ефим ушёл на Вторую мировую войну и пропал. Оставшись одна в огромной избе, Матрёна взяла на воспитание дочку Фаддея, Киру, и недавно выдала её замуж за молодого машиниста.

Кира — младшая дочь Фаддея, воспи­тан­ница Матрёны, добрая, забот­ливая.

Теперь только Кира помогала одинокой старухе.

Трагедия на железно­дорожном переезде

Матрёна завещала Кире часть своего дома — горницу. Через несколько дней мужу Киры выделили участок земли. Чтобы удержать его, надо было срочно что-нибудь построить, но лес на торфяниках давно вырубили. К Матрёне зачастил Фаддей с просьбой отдать горницу, и та согласилась.

Февральским утром Фаддей с сыновьями мигом разобрали строение, но вывезти брёвна сразу не удалось: разыгралась метель, потом началась оттепель. Трактор с большим санным прицепом приехал только через две недели. Весь сруб на санях не уместился, и сыновья Фаддея на скорую руку сколотили ещё одни сани. Две ходки трактористу делать не хотелось, поэтому к трактору привязали оба прицепа.

Выехали поздно вечером, угостившись самогоном. Матрёна увязалась следом. Ночью к рассказчику пришли четверо в железно­дорожных шинелях. Пришедшие начали расспрашивать, с этого ли двора уезжал трактор, и пил ли тракторист перед отъездом? О пьянке Игнатич умолчал, а после ухода незваных гостей бросился убирать остатки попойки. Железно­до­рожники ничего не объяснили — о беде рассказала прибежавшая вскоре Маша.

На переезде через рельсы самодельные сани застряли и начали разваливаться — Матрёна бросилась помогать мужикам. В это время со стороны станции шли два сцепленных паровоза с выключенными фарами, налетели на сани и раздавили суетившихся возле них людей, в том числе и Матрёну.

Похороны и раздел имущества

Отпевали и оплакивали Матрёну на следующий день. Хозяйством мигом завладели три её сестры, о которых раньше и слышно не было. Кирин муж, машинист, попал под суд, поскольку должен был предупредить о перевозке брёвен через пути, но не сделал этого.

Искорёженные рельсы на переезде ремонтировали три дня. Ремонтники грелись у костров, сложенных из остатков горницы, а первые уцелевшие сани так и остались стоять у переезда, и это терзало душу жадного Фаддея. Получив наконец разрешение, он свёз остатки горницы к себе во двор, а на следующий день похоронил сына и женщину, которую когда-то любил. Из Матрёниного наследства ненасытный старик вытребовал себе сарай, где жила коза, и забор — остальное разобрали сёстры. Искренне горевала по Матрёне только Кира.

Избу Матрёны заколотили, и Игнатич переселился к одной из её родственниц. Та рассказала об умершей много нового. Муж Матрёну не любил и имел любовницу; хозяйкой она была плохой, нечисто­плотной, за достатком не гналась и бесплатно помогала чужим людям.

Игнатич слушал эти неодобри­тельные речи и вспоминал чудесную женщину, которая о людях думала больше, чем о вещах, бесплатно работала на других, и, брошенная мужем, похоронившая шестерых детей, осталась открытой и общительной.

Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша.