Сергей Телеграменко
Миллион. Александр Кабаков
Александр Абрамович Кабаков (род. 22 октября 1943, Новосибирск) — русский писатель, сценарист, публицист и обозреватель, журналист, колумнист.
Окончил механико-математический факультет Днепропетровского университета. После окончания университета работал инженером в ракетном конструкторском бюро Янгеля на Южмаше. С 1972 года начал работать журналистом в газете «Гудок». В настоящее время — главный редактор журнала «Саквояж СВ», публикуется в периодической печати как публицист и колумнист. Александр Кабаков — председатель жюри премии «Русский Букер-2006».
По произведениям Александра Кабакова сняты фильмы «Десять лет без права переписки» (режиссёр В. Наумов, 1990) и «Невозвращенец» (режиссёр С. Снежкин, 1991).
Книги Кабакова изданы во многих странах мира, в том числе в США, Франции, Германии, Италии, Испании, во всех скандинавских странах, Японии и Китае.
/img/S4/sRI/YpvN/6mPpWlTX2PEew/2tKBAlAoCK/TMJc4SF7j4Ql92H7.png)
С Николаем Ивановичем Огоньковым жизнь обошлась жестоко: все вокруг разбогатели, а он – нет.
То есть нельзя сказать, что Николай Иванович бедствовал, как некоторые из тех, кого он видел на улицах и по телевизору. Он не просил, сидя на пятках неестественно подвёрнутых ног, подаяния на нуждающегося в операции сына; не жил без работы в сгнившем от ежегодных наводнений и не отапливаемом бараке; не перекрывал оживлённую магистраль, требуя от окружающей действительности немедленно погасить полугодовую задолженность по зарплате; не покупал на оптовых рынках поддельные дешёвые продукты и не стоял в очереди за пенсией каждый месяц в назначенный почтой день – нет, от всего этого Бог миловал.
Подписывайтесь на мой Hashtap с рассказами и авторскими статьями, которые развлекут вас в скучной поездке или перед сном.
Просто Огоньков получал вполне приличные деньги в сфере не то что бы малого, но так себе бизнеса, работая, понятное дело, менеджером по продажам, но это были всего лишь приличные деньги, не больше. В то время как многие, да почти все его знакомые – Мимолётов, Сочиев, Фёдоров, Жутько, Виноградов, Шустерман – уже получили настоящие деньги, не приличные, а большие, и теперь были обеспечены навсегда, а не тряслись от страха, что контора накроется и вместе с нею накроется штука баксов… Ну, штука с небольшим, которую ежемесячно получал Николай И. Огоньков на свою, как у всех нормальных людей, пластиковую карточку.
А Мимолётов, допустим, или тот же Жутько хотя бы, они упаковались. Полностью обеспечили себя и свои молодые, но уже большие семьи – а чего третьего не рожать, когда бабки есть.
Проанализируем, к примеру, Мимолётова: что такого удивительного, оригинального и полезного этот Мимолётов, блин, сделал?
К тому времени, как утомлённая советская власть собралась грохнуться, достиг Андрюха Мимолётов обычной для его тогдашнего возраста карьерной вершины, то есть вечером как попало учился в химическом институте, а днём тоже нетяжело работал старшим лаборантом в химическом же НИИ, которое, как положено, пыталось сделать из обычного мазута абсолютное оружие против американцев и всего их агрессивного блока. Оружие пока не получалось, зато вырисовывалась очистка мазута до практически питьевого состояния с помощью ядовитого синего порошка, синтезированного в лаборатории профессора Блувштейна, который как раз свалил в Израиль, испугавшись безвредного общества “Память”. Юный Мимолётов остался единственным в лаборатории мужчиной среди немолодых кандидатш наук, парализованных предчувствием грядущей свободы торговли и соответствующего приведения научных зарплат к реальной цене научных достижений.
И Андрюха не растерялся, но, напротив, предпринял ряд оказавшихся впоследствии весьма целесообразными действий. Прежде всего, он бросил вечерний институт и зарегистрировал лабораторию как кооператив “Синий птицъ”, председателем которого тут же стал. После этого оставшийся от профессора на институтском складе в товарных количествах порошок погнал на продажу одновременно в две противоположные стороны – через Польшу, прямо бывшему потенциальному противнику в конкурирующую лабораторию “Блустоун Инк.”, и в Дагестан, где порошок тут же стали использовать для производства спирта пищевого из ворованных по древней горской традиции нефтепродуктов. Совершенно не нужные при этом помещения лаборатории сдал вместе с кандидатшами в аренду своему приятелю, вышеупомянутому Жутько Игорю, который как раз сообразил открыть в этих помещениях видеосалон на базе привозившихся ему выездными партийными родителями кассет с фильмами “Эммануэль”, “Глубокая глотка” и “Охотник на оленей”…
Что же в результате, через каких-нибудь исторически ничтожных пятнадцать-семнадцать лет, имеем мы, точнее, имеют Мимолётов, а заодно и Жутько? Мимолётов пару лет назад через ещё одного своего дружка Юру Шустермана продал контрольный пакет акций ЗАО “СПЪ” американской компании “Блустоун Инк. энд Шустер” и теперь живёт постоянно в Московской области, очень увлекаясь яхтами, прямо помешался на них. Жутько вкладывает большие деньги в кино, сам продюсирует от нечего делать. А Юрка Шустерман, кстати, вообще переселился в Майами, он как поднялся на своём досуге для состоятельных господ, так сразу и уехал от греха подальше. В совете директоров-то блустоунском быть Шустером всяко лучше, чем в пресненском СИЗО Шустерманом, хотя СИЗО, конечно, знакомо по мелочам ещё с семидесятых, а в Штатах буквально всё с нуля пришлось начинать…
И все они в большом порядке. Промелькнёт только, в соответствии с фамилией, Мимолётов по Рублево-, конечно, Успенскому шоссе, а за ним яхта на прицепе – и опять живёт частной жизнью за большим дачным забором, выстроенным ещё управлением делами ЦК КПСС. То же самое и Жутько – придёт на премьеру своего блокбастера в мятом пиджачке, потусуется полчаса среди друзей, да и домой, к своим семейным ценностям, сосредоточенным в районе Истринского водохранилища. А Шустер с друзьями только раз в году встречается, в Альпах, да и то без большой охоты – у них, у американцев, не принято своим богатством хвастаться, и соседи в Майами, если узнают, что он ездит на такой дорогой европейский курорт, начнут коситься.
Вот. Теперь представьте себе, каково это – иметь таких старых приятелей, которые иногда даже звонят и спрашивают о жизни вообще, а самому бояться, что накроется контора и окончательно опустеет пластиковая карточка… Так что судьба Огонькову действительно выпала суровая, не позавидуешь. Хотя, с другой стороны, штука баксов, если задуматься, это ж немало, совсем немало! Пока она есть.
Но, как известно, чего боишься, то и случается. Контора не то чтобы накрылась, но сильно пошатнулась в связи с очередной революцией в сопредельном государстве, где у неё, конторы, были большие интересы. И Колю Огонькова вместе с другими менеджерами низшего и среднего звена отправили в неоплачиваемый отпуск – в то время как менеджеры высшего звена, называемые, как обычно, топ-менеджерами, ушли, натурально, в отпуск оплачиваемый и разлетелись кто куда по островам.
В отпуске Коля стал много спать, а перед сном мечтать.
Что ещё прикажете делать человеку в неоплачиваемом отпуске неизвестной пока длительности, если небольших накоплений хватит ещё максимум на месяц? При этом, заметьте, у Огонькова есть сестра-учительница, живёт в Орле, и бывшая жена, которой он, несмотря на взаимную бездетность, тоже постоянно помогает, поскольку её профессия дизайнера некоторых кормит очень даже неплохо и всё время приводит на экран телевизора, а бывшую Колину жену не кормит почти совершенно никак и приводит исключительно в наркозависимость – она неталантливая, жена. Есть у него также головастая собака не совсем чистой породы бассет, которая спит на его кровати в ногах и вздыхает вместе с Колей, автомобиль отечественного производства, пошедший уже заметным рыжим цветом по низу дверей, и однокомнатная квартира, вовремя оставленная покойной тёткой – как раз к разводу.
Да: живет Н.И. Огоньков, конечно, в Москве – где же у нас, кроме Москвы, человек получает тысячу долларов в месяц и ещё о чем-то мечтает?
О, Москва, Москва, поразительный город! Кто только не живёт в нём, кто только не вдыхает жадно его несвежий, но прекрасный воздух, выдыхая вместе с азотом или чем там ещё свои страстные желания… Его колеблющиеся в горячем мареве башни и висящие в огненных закатах мосты, его слишком широкие, но непроезжие проспекты и изрытые тружениками благоустройства тротуары, его пыльные парки и памятники, размножающиеся, как кролики…
Всё это, отвратительное и чарующее, окутано жаждой обладания, исходящей от коренных и, главным образом, от приезжих жителей.
Все хотят её, эту блядскую Москву, наутро забывающую, что она обещала случайному обладателю ночью, когда он, горячечно вертясь на ложе бессонницы, планировал долгую совместную жизнь и отдалённое счастье.
Будь моею, Москва! Отчего же нет, дорогой? Пожалуйста. С удовольствием. Утро вечера мудренее, ты проснёшься и удивишь всех своим проектом (проект, проект, как же иначе! всё и у всех теперь проект), и они понесут тебе деньги, а ты отдашь эти деньги мне, Москве, и мы станем с тобой жить вечно, во взаимной любви… Спи.
И он спит, а утром – хрен ему вместо денег за проект! И бредёт он по Москве, все его толкают, и нет ему здесь места.
Вот и Николай Иванович лежит поздним вечером в постели вместе с собакой Борисом, названной так без какого-либо намёка. Дремлет, но не спит, так как за день выспался до головокружения, и мечтает, чтобы отвлечься от практических мыслей, абсолютно бесполезных, как и мечты, – чего ж думать, если ничего практически придумать нельзя, да уже всё и передумано…
Ну, Огоньков и планирует для безвредного удовольствия и постепенного засыпания, что станет делать, когда вдруг получит миллион.
Прежде всего он обдумывает, на какую машину сменит свой ржавый драндулет халтурной приволжской сборки, вот ведь уроды, ну, неужели же нельзя было прогрунтовать металл по-человечески? С одним миллионом, конечно, особенно не разгонишься, если взять, например, мерс или бимер новый, то десятой части денег как не бывало, а ещё ж нужно с жильем что-то решать… Сейчас все хвалят корейские машины, хорошие, говорят, и надёжные, а по деньгам почти как наши… Взять, допустим, тысяч за двадцать, так будет даже кондиционер… А на фига он нужен, кондиционер? Если не боишься шею простудить, можно своё окно и заднее правое открыть, вот тебе и кондиционер… Та же простуда, только на восемьсот баксов дешевле… Нет, точно, надо без кондиционера брать. И нашу. Говно наши, конечно, настоящее, зато в эксплуатации, считай, ничего не стоят… Например, можно свою отдать, доложить немного и купить такую же новую. По нашим-то дорогам лучше на нашем же железе и ездить. И сослуживцы завидовать не будут, когда из отпуска все вернутся… Нашу, только уж с гидроусилителем, это уж обязательно, пора на современную технику пересаживаться, пора…
Собака Борис, услышав Колин облегчённый вздох, тоже громко вздыхает, упираясь всеми ногами в хозяина – потягивается.
А вот с квартирой надо серьёзно решать, думает Огоньков, так уже сейчас никто не живёт – комната шестнадцать, кухня пять. Но это ж бабки!.. Немереные. Если, предположим, брать в новостройке, монолит, две комнаты… Так там без отделки – считай, ещё одну цену за ремонт заплатишь… В стольник не уложишься, ужас! Плюс мебель. А иначе – нет смысла. Сколько ж тогда на жизнь останется? Так, по штуке… нет уж, по две, вот что! По две в месяц… До пенсии не дотянешь. Если только продолжать работать, тогда штука там, штука из своих – до восьмидесяти хватит… Кто ж тебя будет на работе держать до восьмидесяти? Смотри, как бы в полтинник не выгнали, если вообще этот отпуск грёбаный когда-нибудь кончится, зараза! Ладно. Насчёт квартиры… Если брать однокомнатную, тогда, конечно, легче. Евроремонт сделать… Пусть общая площадь однокомнатной пятьдесят, это хорошая однокомнатная, сколько ж тогда ремонт?.. Да, порядком. А зачем, собственно, пятьдесят метров? Только Борьку гонять. Если сюда, в эту тёткину, половину вложить, стенку в кухне убрать, так будет студия, как в журналах на фотографиях… И, предположим, подгорели пельмени, и весь дым в комнате, на кой такая студия?.. Можно просто обои поклеить, плитку в ванной поправить, там две треснули… И живи себе, зато соблазна снова жениться не будет, нет уж, хватит такого счастья. А здесь за десятку можно такую красоту навести!.. Не хуже, чем в журналах.
Решив квартирную проблему, Огоньков опять облегчённо вздыхает, и Борис вздыхает в ответ.
Вот приодеться надо, это точно, планирует Николай Иванович, начиная уже, наконец, засыпать. Хороший у шефа костюм, в тонкую полоску, пиджак на трёх пуговицах, сзади два разреза, как у президента. Сколько такой стоит, интересно? Только уж не на рынке, дудки, хватит дрянь турецкую носить. Прямо пойти в этот бутик напротив, вон в окне от его вывески синий свет, там всё и взять – рубашек, галстуков, ботинки с такими носами, как у джокера карточного… Нет, всё-таки гадость эти ботинки, надо такие… мягкие и без носов… как у того Фёдорова, который из отдела маркетинга… Хорошо Фёдорову, у его жены свой бизнес, можно ботинки покупать какие хочешь, если вообще вся зарплата только на себя…
Или жениться? Не обязательно же на дизайнере, можно просто… Ну, четыре в месяц, ну и что? До пенсии хватит, и чёрт с ним. Едешь с женой в новой машине, приезжаешь в свою двухкомнатную после евроремонта, как человек, телевизор плоский, кухня из букового монолита… Э, нет, так сразу всё вылетит, не то что в миллион, в два не уложишься, а где их взять, два?
И один негде взять, вспоминает, окончательно засыпая, Огоньков. Эх…
А Борис, как положено собаке, уже давно спит, потому что его мечты короче, и он твёрдо знает, что утром они осуществятся в том углу кухни, где стоит сейчас временно пустая пластмассовая тарелка.
Светится небесным светом и магазинной вывеской окно.
За окном, в ночном невидимом воздухе клубятся мечты.
Это они, мечты наши, плывут там, время от времени заслоняя дымными серебристыми тенями луну. Сталкиваясь высоко в воздухе, как, не дай бог, самолёты, ведомые усталыми диспетчерами, мечты распадаются и рушатся, и жертвы этих катастроф лежат в своих постелях, засыпанные невесомыми, но неподъёмными обломками грёз. Одного придавило миллионом, которого нет и не будет, другого славой задело и навек изуродовало, третьего любовью трахнуло еле не насмерть… Боже мой! Только в Москве десять миллионов пострадавших в еженощных катастрофах, и буквально ж ни слова в новостях… С другой же стороны – разве это новость? Так было и будет, и никто не даст миллиона, и слава достанется идиотам, и любовь покинет, оставив от себя пустое место, фантомную боль, и по всему невообразимому миру будут лежать, страдая ночь за ночью, потерпевшие в крушениях мечт…
Нет, “мечт” – так нельзя сказать. “Мечтания” же – это другое слово… Вот ведь ужас! И сказать-то толком о самом главном нельзя, не позволяет русский язык.
А, ладно. Жить-то надо.
Николай Иванович Огоньков спит, совершенно не предполагая, что утром ему позвонят из службы персонала и сообщат, что неоплачиваемый отпуск кончился, пора выходить на работу, где его ждёт лишь немного уменьшившаяся зарплата и истомившиеся, как и он, сослуживцы. Огоньков будет ехать в своей ржавой машине, стоять в пробках, опоздает на десять минут, но, к счастью, в послеотпускной весёлой суете этого никто не заметит, а он, вдруг вспомнив свои ночные размышления, порадуется, что всё разрешилось так удачно.
Ведь с миллионом-то особенно не разгонишься, а? То-то и оно.
Подписывайтесь на мой Hashtap с рассказами и авторскими статьями, которые развлекут вас в скучной поездке или перед сном.