Отец и сын

Первое, о чем думает в таких ситуациях любой отец: «Я потерял сына». Когда парню десять, ты еще веришь, что можешь на него повлиять. Но когда ему шестнадцать и он творит дичь, и вместо привычных извинений говорит тебе со злобой эти слова… руки опускаются.

– Его еще можно спасти? – спросил он меня с потухшим взглядом. Вся эта кафешка словно вспыхнула под его взглядом. А потом добавил: — Я не про здоровье. С ним у него все нормально. Можно ли спасти в нем…

Он вдруг замолчал. Тут любому трудно подобрать слова. Что, собственно, спасать?

– Не туда смотришь, – сказал я, но было еще слишком рано все это объяснять.

В этот вечер Сергей зашел домой не в духах. На работе не клеилось давно: ушел важный клиент, а Сергея успели сделать виновным; через неделю отвалился еще один, а ещё через месяц сорвалась крупная сделка. Взгляд главного после доклада уже не оставлял вопросов, чего ожидать.

Мы уже проболтали больше часа и после его рассказа о своей жизни я то ли восхищался, то ли хотел плакать, понять не мог. Если можно было бы сравнить его жизнь с чем–то, то, наверное, она выглядела бы как тридцатилетняя Война за независимость Шотландии с участием Мэла Гибсона: без шансов на успех, но каким–то чудом закончившая все же победой. Сергей таки смог построить свое дело, поднять на ноги семью и занять то место, которое, если мужчине занять не удается, он обычно начинает пить. И тут на тебе: в один миг потерять все! Даже в пандемию он смог удержаться в этой крутой компании.

– Но не так же глупо… взять и всё потерять! – выдавил он из себя и замахнулся рукой, как бьют обычно по столу, но в последний момент остановился. – А тут еще сын, понимаешь? – посмотрел он меня.

Да, худшее было не в потере работы. Я это знал. «Пошел в жопу» никогда не звучит приятно ни от кого. Обернутые в сильную злость, эти слова обычно пронизывают словно лезвие ножа, проткнувшее тело в районе солнечного сплетения: сначала ничего не понятно, а потом сильная боль. Но когда ты слышишь эти слова от своего шестнадцатилетнего сына, боль кажется нестерпимой. Она такой силы, что у тебя опускаются руки, чтобы что-то делать в этот момент. Он ведь твой сын. Ты в него вложил 16 триллионов тон заботы в то время, когда сам почти был на дне.

– Я помню, как всю ночь не сомкнул глаз, - говорит он, отвернув голову от меня, чтобы я не видел его слёзы. — У него тогда было подозрение на менингит, температура сорок. Жена уже с ног валилась и закимарила прямо рядом с ним на кровати. А я напротив… какая-то маленькая табуретка… смотрю на них и молюсь. Так всю ночь и просидел на ней. Понимаешь? А он мне «Иди в жопу».

– А что случилось? — спрашиваю и слышу вполне тривиальную историю: сын просидел за компом полдня играя. Понятно, что этот день не был исключением, как и возмущение отца по этому поводу.

– Понимаешь, — воскликнул Сергей, — я поставил программу и когда глянул, что он семь часов просидел, кровь прям в голову ударила. Мы же договаривались: не больше двух часов! – воскликнул он.

Я выслушал его, но рассказывать, что на самом деле происходит с его сыном, не стал. Как ты вот так вдруг возьмёшь и начнёшь объяснять, что начался отстрел.

Отстрелом я называю не душегубство (убийство тела), а отключение от человека той части, которая удерживает его от перехода на линии животного. Начать ему сейчас об этом говорить — это как объяснять человеку, который только что столкнулся с предательством, что он, мол, своими руками все это сделал. Своими! Конечно своими! Мы все это делаем своими руками…

Поэтому я промолчал. Тем более причина находится так далеко, что даже спустя год, как началась вся эта чехарда с пандемией, до большинства людей донести ее так и невозможно. Скажи им «отстрел», а они думает, что это про волков. Так что я промолчал. Тем более, когда человек в таком состоянии.

А суть несложная. Наших детей засунули в адову нору. Раньше была нора кроличья. Она увлекала: Алиса в стране чудес, Матрица… А эта — адова. Детей втиснули в «удалёнку». Их начали садить друг с другом на дистанции 1.5 метра! Кто знает, скажите, в чем здесь дело?! Но в ответ всегда тишина. «Ну, посадили с дистанцией… и что»?

Одна женщина мне рассказывала, как это сейчас в Италии (она недавно вышла замуж и переехала туда), и я не мог отделаться от ощущения выпирающей челюсти и открытого рта, когда услышал то, что она рассказала. В той школе, куда в Италии ходит ее ребёнок, детей рассадили в шахматном порядке через два метра, а перемены между уроками отменили.

– Понимаете, — сказала она. - Перемены не сократили по времени, а убрали вовсе.

Зачем они это сделали надо говорить?

Вот вам моё профессиональное мнение. Идет отстрел. Отстрел — это чисто мое сленговое обозначение специфического действия, направленного на лишение человека способности оставаться человеком — отличать добро от зла и определять последствия своих действий. По сути, это духовное убийство! Оптимистичный вариант — «жатва» (он мне больше по нраву).

Раньше «в моде» было душегубство. Это когда убивают тело. После этого, понятно, что сознание выскакивает из тела. Погуляет здесь дней девять и уходит… Но сейчас, видимо, другая «игра»: тело оставляют живым… Что с сознанием? Оно теперь не выскакивает. Оно сворачивается… как белок в курином яйце. А потом ты слышишь вдруг от сына: «иди в жопу».

— Как это происходит? — спросил Сергей, когда мы уже перешли к работе. Слово «работа» здесь непривычно, но я не знаю, как назвать то, что сейчас нужно делать. Обучение? Консультация? Не влезают эти слова в суть происходящего.

– Путем прекращения коммуникации, — отвечаю. — Духовное убийство происходит путём лишения человека специальной коммуникации.

– Что ещё за специальная коммуникация? — смотрит он на меня и я читаю в его словах легкое недоверие. Думает, я его буду пробивать на продукт. Я аж посочувствовал и незаметно для него скривился. А по сути здесь вот что интересно: очень немногим известна правильная структура коммуникации.

– Правильная коммуникация, — говорю ему — это общение между людьми, провоцирующее конфликт.

Он смотрит на меня с удивлением. Ему 34. Он не успел застать время, когда нас воспитывали не родители (тем не до этого было). Нас воспитывала жизнь. Могли отбить все почки, а тебе даже пожаловаться некому.

Я помню, как за трехлитровую бутылку "Столичной" в подарочном варианте сдал химию на последнем выпускном экзамене. Чудом получил аттестат со средним баллом 4, и это дало потом возможность пролезть будущему диверсанту коррупции на юрфак.

Это к чему я? Не получи я тогда нужную оценку, я не прошёл бы. Да, я не знал химию и ещё 99% школьных дисциплин. Но как-то же я сотворил свое дело жизни без них! Вот, пишу сейчас, все хорошо, жизнью своей и правда доволен, но думаю: ЕГЭ растоптало бы меня в порошок, и ходил бы я по земле неудачником, в обед захаживающий в ларёк опрокинуть 50 грамм. Понимаете?

Не оценки в школе делают нас. Если бы не этот учитель, да и вообще все те, кто тогда УЧИЛ, всё могло пойти совсем в другую сторону. А так если присмотреться, этот экзамен был моим первым проектом — уроком жизни. Я сам… А что сейчас? Сейчас мы выращиваем «обученых болонок», а потом расстраиваемся, когда они на нас гавкают.

Так вот… я отвлёкся. Правильное общение — это не вежливость в маршрутке, уступив место старшему, и не жеманство, этикет и чмокание в щечки. Правильное общение — это подраться до крови, возмутиться, поспорить до хрипоты. Правильное общение — это столкновение. Столкновение целей. Они создают жизненный иммунитет. Тот, как раз которого и нахватает сегодня людям после того, как они погрязли в потребительстве и беззаботности.

— Когда дети перестают конфликтовать, мы имеем дело с т.н. а-социализацией, —сказал я Сергею и добавил. — Перевод структуры жизненного конфликта на уровень компьютерных игр превращает их в зомби: тело есть, а дух свернулся.

А-социализация — это, пожалуй, сегодня спец. прием, а не явление. Мы с этой женщиной (с которой обсуждали, что ей делать в Италии с таким положением дел школе) нашли даже метод. Назвали его РМС— ручной менеджмент социализации.

Нужно драться, решили мы. Как Мэл Гибсон. Терять-то уже нечего. Что удивительно, я увидел блеск в ее глазах. Не все потеряно, значит. Можно ведь находить русскоязычных, встречаться, играть в Монополию, Лото или Мафию — неважно; просто общаться, минимизировав до предела время нахождения ребенка в «зоопарке» под названием «школа» (в Италии, кстати, тоже ограничения стоят на частные уроки как на способ получить аттестат; аттестат, как оказывается, это тот же ковидный сертификат. Без него «шлагбаум» закрыт.)

– Какой смысл? – говорю я, – Ну, получишь ты через пару лет «обученную собачку» с пакетом данных из учебной программы, но без духа, без дерзости, без интуиции. И толку? Когда-нибудь эта «собачка» тебе просто возьмет и скажет: «Пошла в жопу», и у тебя руки опустятся. Ибо сделать ты уже ничего не сможешь.

– Почему не смогу? – спрашивает она, а я вспоминаю вопрос Сергея: «Его ещё можно спасти?».

– Потому, – говорю, – что система воспитания — это не методы передачи данных и навыков, а развитие в человеке способности брать на себя ответственность. Математика, биология, химия — это не самоцель. Это повод. В нем (в поводе) ребенок сонастраивается со своей ответственностью. Это главное, а не сами знания.

— А что сейчас? – продолжаю я свой спич, – ЕГЭ? Ответственность не рождается в среде, когда тебе не дают выбора. В такой среде рождается раб. Почему в 16 уже поздно? Потому же, почему поздно перевоспитывать Маугли, которого нашли в семье волков.

Постскриптум.

Если входя в школу, заводя туда ребёнка, и оставляя его там на пол дня, вы не увидели табличку «Зоопарк для детей» не думайте, что вывеска с номером на здании – это указатель к знаниям.

Две коровы идут с водопоя. Одна другой говорит:

– Знаешь, такое ощущение, будто нас на убой готовят. Кормят все время, на травку выводят… Подозрительно как-то.

– Та заколебала ты уже со своей конспирологией...

Я этот старый анекдот написал , чтобы предложить абсолютно трезвое понимание всех этих явлений с заговорами и мировым правительством.

Дело в том, что на этой грешной планете всё, так или иначе, делается руками человека, и, так или иначе, этот человек зло своё всегда творил скрыто, тайно. Даже на работе мы это делаем в отношении своих коллег. Суть-то одна и та же. Так что все различия лишь в громкости преступления. А один человек был отстрелян или тысячи — это уже неважно. Вопрос количества здесь неуместен.

Гитлер или Сталин — это всего лишь отблеск вселенской программы, которая зачем-то сегодня востребована. Вот в чем суть конспирологии. Вселенная нам не ведома, и мы полагаем, что она что-то скрывает. Уж как ещё более открыто можно было сообщить всем: «Что же ты творишь, человек!»

Запись видео с отцом 16-летнего парня ниже. Там есть много чего полезного. Всем папашам прям настоятельно рекомендую.

Что происходит с нашими детьми edited 108:18

И вот чуть позже, я встретился с Сергеем и радости моей не было предела. Не в том, что я все-таки смог донести до него, что у детей, как и у взрослых тот же механизм выброса стресса. Как-то же им нужно его сбрасывать. Наши деды пили, наши отцы курили, наши дети играют. Получилось донести, что нужен искусный менеджмент с 16-ти летним (ей), или их уведут на «водопой». Нужно самим проснуться, а мы сами пока «спим».

Я обрадовался другому: он понял! Вы не представляете себе, как же мало осталось людей, которые могут такое понять.

На эту же тему: Мальчик и война. Методика управления страхом, Сила управлять миром находится по дороге в ад, Как держать удар, когда всё рушится, Карма олигарха, Перевал, Выдавил.

Рассказы обо мне: Дворняга, Холмс, Юрист, Месть прапорщику, Дядя Толя, Месть военруку, Спасти друга, Дубинка, Двойной тариф, Поворотный момент.

Нырнуть ещё глубже: Художник, Трое в чулане, Невкусная жизнь, Опасный ресторан, Характеристики дьявола, Сила внимания, Наши любимые палачи, Как принимать сложные решения, Сильные духом, Виртуальная реальность, Гадалка, тренер по продажам, Почерк любви, Близость, Что такое подвиг, Волшебство аскезы, И веди нас в искушении, Почему не работает Зеланд, Потухшие глаза сильных женщин, Отстрел, Место для шага вперед, Пробуждение, Удачная охота, Мольберт, Турбулентность, Проводник в ад, Смогла, Зекер, Смерть — это всего лишь мысль, Разрулила, Клубный пляж, Как не бояться смерти.