Счастье - это, скорее, смерть

фантазия №1, ре-минор

Откуда явилась мысль? Путь I.

Минойская цивилизация зародилась на Крите в III - II тысячелетии до нашей э. Вся матчасть, посвященная этому обвораживающему периоду и месту лежит здесь

Прекрасный сайт, хорошо дает в голову, катарсис и трепет ресниц. Есть раздел "Библиотека", где можно качать. Я к тому, что нет смысла описывать, как там все и где. Мой мозг остановился, конечно, на том, что менее всего известно.

Успешно исследуются дворцы, есть представление о культуре, материальной и не_, о эти чудо-женщины с чудо-декольте! о невозможный бык! а дворец, как миртовый куст, бесконечно растущий! - строения, ритуалы и быт элит - все это, в той или иной степени, известно.

И еще немного суперлатива, чтобы каждый мог понять мою драму. Дело в том, что минойская цивилизация - прекрасное, самобытное догреческое явление. Её культура имела не только водопровод и канализацию, но и сложную живопись, керамику, письменность для сведения дебита с кредитом, перо в голове стройного парня и обнаженную грудь полноправной женщины (не удержался). Да, за это нельзя не любить Крит.

На Крите развивалось государство дворцового типа. То есть минойцы не знали городов в классическом понимании. Дворцы Крита были не только административным, но и сросшимся с ним культовым центром. Царь - это не столько правитель, сколько верховный жрец, а в глазах всех тех, кто не жил во дворце, - бох. Дворцы не были укреплены стенами, культ делал их неприступными для тех, кто возится в критской земле. Этому также способствовала и пропасть, которая отделяла высококультурную знать от простых критян, которые составляли, естественно, огромное большинство. Крестьяне, обязанные свозить в дворец излишки зерна, оливок и прочего, обязанные работать на дворец, отставали в своем развитии от дворцовой знати поразительно: примитивные орудия труда, примитивные жилища, абсолютная выключенность из истории минойской цивилизации. Насколько я понял, на критских фресках нет изображений крестьян, обеспечивающих праздник жизни для дворцовой знати. И действительно, все изобразительное искусство пронизано таким жизнелюбием, миром и благоденствием, что самая жесткая картинка - это дерущиеся pezdjuki.

После первых исследований А. Эванса даже сложилось представление о минойцах-пацифистах, не воюющих, не убивающих и в житницы не собирающих. Теперь это благополучно опровергается, находят и укрепленные объекты, и оружие, и талассократия, или морская держава, минойцев, их мощный флот, знание навигации и, как следствие, контроль за Средиземноморьем на пустом месте не происходит. Но все же. Нет культа насилия и старого доброго мужского доминирования, что можно наблюдать в других культурах-современниках минойской. Здесь же, притом, что уже имеются доказательства огромного военного влияния Крита в море, почему-то не было необходимости изображать сцены этого влияния на стенах дворца. Также притом, что островному государству, контролирующему море вокруг, нет смысла глобально укрепляться от врагов (отдельные укрепления все же найдены), они совершенно не заботились о внутренней безопасности. Где минойская ФСБ? А как же угнетенное большинство?

Сразу вспоминается, если вообще корректно такое воспоминание, Спарта полторы тысячи лет спустя с ее отлаженной системой подавления илотов, официозом криптий, когда эфорам необходимо было официально объявить войну илотам, чтобы несколько молодых спартанцев смогли сходить поубивать немного илотов, а затем официально закончить войну. И так каждый год. Но да ладно. Чтобы угнетенный житель Мессений мог восставать против спартанцев, чтобы спартанцам было необходимо создать милитаризованное общество для его подавления, нужно чтобы угнетенный почувствовал всю несправедливость своего положения, чтобы он имел представление о справедливости и понимал, что сейчас он находится не на своем месте в жизни.

Откуда явилась мысль? Путь II.

В великом своем трактате "Государство" Платон делит жителей моделируемого идеального полиса на три сословия, низшим из которых являются ремесленники и прочие работяги, которые не участвуют в жизни государства, но лишь занимаются обеспечением высших слоев общества. Удержание низшего сословия происходит не силовым путем, но и с определенным принуждением. Дело в том, что в государстве существует определенная идеология, согласно которой явление бесправного низшего сословия происходит согласно справедливой структуре этого идеального государства. Согласно Платону ремесленник сам понимает необходимость своего положения, он осознает, что он находится на своем месте, а это и является основным принципом формирования идеального полиса Платона. Но это совершенно античеловеческая модель, так как определение своего места в обществе и в жизни происходит на протяжении всей этой жизни. Если мы говорим именно об осознании справедливости своего положения, то здесь не может быть полного удовлетворения - так у людей не бывает. Придти самостоятельно к тому, что ты делаешь сапоги для стражей и остановиться на этом, удовлетвориться этим, потому что ты по справедливости занимаешь это место в обществе? Взаимоисключающие параграфы этого положения следующие: осознание своего положения и удовлетворение им. Вместе это не живет.

На помощь Платону приходит "счастье". Это не столько идеально общество, где правят философы, защищают стражи и обслуживают ремесленники, это больше счастливое общество. Полная справедливость дает совершенное счастье для всех членов общества. Счастье - конечная цель государственной теории Платона.

Сомнительные выводы.

Уровень счастья обратно пропорционален уровню эмоционального и интеллектуального развития. Неудовлетворенность собой, своим положением и тем, что ты делаешь, понимание, что все это может быть лучше - это признак жизни. Это признак того, что вот это животное с казалось бы всеми не особо выдающимися свойствами, функционирует, как человек. При всей той исторической тенденции, когда высшие умы видели счастье общества в том, чтобы вернуться к праотцам, кажется, что Платон, моделируя полис счастья, представлял себе именно Кносский дворец с царем Миносом внутри и счастливыми человекоподобными существами, которые приносили ему оливки, думая, что жертвуют их богу. Я уверен, что эти существа были счастливы, как и всякое существо, осознающее свою ничтожность с одной стороны и имеющее возможность ритуально причаститься верховному богу с другой. То бишь счастье - исключительно религиозная категория, обозначающая либо неформирование субъектности, либо ее разрушение. И осознание счастья невозможно по определению, его можно лишь практиковать неосознанно. "Счастлив" можно сказать только о ком-то, потому-то и возможно создавать утопические модели, из которых субъект моделирования выключен, как Анаксагоров Ум, не являющийся частью созданного им мира. Так "счастлив" можно сказать лишь о ком-то, и мы скорее всего будем неправы, если, конечно, мы не имеем в виду кота, который лижет себе яйца. Вы будете неправы, а может быть вам попадется человек, у которого все есть, ему нравится в общем и целом все, а если что-то и не так, то ничего не поделаешь. Жизнь такова, что он собирает оливки для божественного царя, ему больше ничего не нужно, потому что за оливки ему дают блаженное ощущение безответственности за свою жизнь, ощущения внутреннего покоя и гармонии. Счастье - это смерть, господа. Блаженная смерть, которая не окрашена в мрачные тона, но которая есть истинная. Стремление к смерти, это, конечно, довольно странное стремление, но весьма актуальное.

Все это пафос, конечно, и брызги, да.