Границы. Смерть. И снова границы.

Смотри, что тебе точно нужно запомнить из "Апологии Сократа".

Γνῶθι σεαυτόν

Всенепременно. Познай себя - слова, которые вытерли тебе глаза и высмеяли уши, но все же. Смотри в каком ключе. Когда Сократ рассказывает о том, как Херефонт ходил к оракулу узнать, есть ли кто мудрее Сократа, как сам он все пытался опровергнуть слова оракула, что Сократ мудрее всех и ходил проверял вот это вот все, тогда Сократ делает вывод: я мудрее вас, несчастных, лишь в том, что знаю границы своих знаний. Все эти поэты и ремесленники действительно мудры в своей области, но здесь же они сами дискредитируют свою мудрость. И не тем, что невежественны в других областях, в этом нет ничего постыдного, а тем, что, зная, как вбить гвоздь, они считают, что и во всех иных случаях посредством вбивания гвоздей можно анализировать окружающий мир, делать о нем выводы и навязывать эти выводы другим. Вот это мнимое знание обнуляет их ремесленническое знание. Согласен, сложно не обмазывать все видимое и невидимое своим, мягко говоря, узко специальным знанием.

Вот ты, Вахтанг, научившись входить в Тихонову келью так, чтобы не стукаться башкой о перекладину, теперь во всякую келью заходишь, согнувшись, словно старая бабка. А потом привычка получит концептуальное оформление, и ты еще не дай бог будешь защищать позицию, что и ко всякой идее нужно подходить уже мысленно согбенным, стыдясь роста своих собственных мыслей.

Ты, может быть спросишь меня, что не этому ли учит Сократ? Не этой ли согбенной и смиренной позе, в которой легче всего копировать и вставлять по жизни, учит он?

Смотри-ка, дружок, твое смирение, которому ты так легко научился и теперь жаждешь его применять во всех прочих непонятных ситуациях - и есть твое невежество. Конечно, невежеством веет от человека всегда. Оно, словно дыхание его, витает рядом, у кого-то зловонное, у кого-то так себе. Сократ говорит нам: знай свое невежество, и у тебя появится возможность познать все разнообразие мира. Со мной, Вахтанг, ты смирен, и я ценю это в тебе, ибо стар, и тупо хочу разумной тишины, которую могу найти лишь общаясь с тобой. Но не думай, что смирение - это универсальная методика отношения с миром.

Видишь ли, как я это вижу. Вопреки основному направлению мысли тех философов, которые искали первоначало мира сего, вопреки позднейшим поискам всякого рода универсалий и единств, я считаю, что это и есть самое глухое невежество. Единый ответ на вопрос, вера в единого бога и, наконец, обретение истины - это и есть тьма невежества. Когда человеческая мысль дойдет до таких пределов, куда, собственно, и стремится, я скажу: ок, ты все-таки решил, что забивание гвоздей - лучший способ познания мира, поздравляю.

Познай себя - это знай границы своего знания. И не пытайся одеть это в примитивную эмоцию смирения, помни, что ты заходишь ко мне, смешно согнувшись не из почтения к сей Тихоновой келье или ко мне, а потому что перекладина в дверном проеме слишком низкая для твоего богатырского роста. В иные комнаты входи, широко расправив плечи, ибо так, как мне кажется, учит Сократ. Но и: почтение твое я ценю и требую его как минимум к этому месту, но оно не должно выражаться в том, что ты сгибаешься в три погибели. Понял?

Смерть.

Когда ты знаешь пределы своего познания, когда ты знаешь, что в мире есть вещи, о которых ты не имеешь конкретного понятия, ты будешь познавать эти вещи, а не сгружать свои нелепые представления, основанные на прошлом опыте, на то, что непознано.

Ты спросишь: неужто прошлый опыт неважен?

Важен, конечно, но держи этих своих коней, стремящихся все затоптать, в узде. Я говорю о поспешных выводах. Ты должен учиться двум вещам: учиться принимать новое и учиться применять старое. Сократ не боится смерти, потому что наверняка не знает, что это в себе несет: зло или благо. Это, конечно, специфический предмет и яркий пример для нашего разговора. У Сократа нет совершенно никаких конкретных знаний о том, что есть смерть, есть лишь традиция различных представлений. Не глупо ли бояться того, что не знаешь? И помнишь, я, кажется, уже приводил тебе эти его слова, что бояться того, чего не знаешь и есть самое позорное невежество. То есть невежество есть делать выводы о том, чего не знаешь.

Смотри еще, что я подумал. Ведь укоренившееся представление о том, что мы куда-то попадаем после смерти имеет вполне логическое обоснование. Прежде всего нужно сказать, что такое представление зиждется на бытовом предметном мышлении. Способность человека к движению, мышлению вообще и прочему становлению обретает статус отдельного предмета. Который в традиции называется "душа".

Каковы бы ни были потуги ее надфизического понимания, она все равно в традиции живет просто и конкретно, как валенки мои на батарее. Если я, однажды, увижу, что валенок нет на батарее, я подумаю, что их взял Вася или кто еще, или самое невероятное - ты, обезумел и взял мои валенки. Но я не подумаю самое невероятное из всех этих вариантов. А что будет самое невероятное, которое просто не может произойти? Что? Самое невероятное - это то, что валенки просто исчезли, перестали быть. Вот смотри, вот валенок, пощупай его. Видишь какая субстанция прикольная, у нее есть свои субстанциальные свойства, одно из которых "невозможность здесь и сейчас перестать быть". Мы можем его сжечь, к примеру, но тогда мы скажем, что вот валенок стал вот этим, что осталось от него. Мы не скажем, что он исчез, мы скажем, что он стал.

Видишь ли, Вахтанг, все эти отцы думают, что у человека внутри живет валенок, который не может просто так исчезнуть. В таком случае вполне логичным кажется представление, что душа - способность человека действовать и становиться - переносится в какое-то другое место. Да, это такой, довольно смешной предметный подход.

Но если попробовать включить то, что я бы назвал функциональный подход? Сократ его отчасти задевает краешком своей финальной речи. Когда он рассуждает, чем же все-таки может быть смерть, он допускает, что это и nichts sein - быть ничем, то бишь просто перестать быть. Это как бы сон без сновидений, в который погружается человек. И если бы это было так, то это прекрасное приобретение - говорит Сократ. Конечно, здесь мы можем констатировать лишь то, что Сократ допускает такую возможность и находит ее привлекательной и все. Сократ не развивает эту мысль, а другие диалоги, ясное дело, ее опровергают. Но я зацепился за этот краешек и, прячась от Сократового порицания, придумываю свои картинки и лелею свое невежество.

Смотри, вот если у меня есть гитара, она хорошо строит, я играю на ней "Was wollen wir trinken", люблю ее, как живую, с позволения сказать. Но проходит время, материал из которого она сделана ветшает, основные несущие элементы, удерживающие ее прекрасный строй, не то чтобы ломаются, но как-то деформируются. Я уже не могу ее настроить и сыграть "Was wollrn wir trinken", более того, мне стыдно признаться, но я ее уже не могу любить и отношусь к ней, как к хламу, который, видимо, нужно будет куда-то деть(!). Скажу ли я, что гитару покинула душа, ведь она перестала становиться и действовать - настраиваться и звучать? Не скажу ли я, что древо ее иссохлось, струны, которые, впрочем, можно заменить, истлели, гриф ее не столь крепок, а колки вылетают? Слово "заменить". Да, я заменю все, но я получу иное звучание, другую гитару я получу. Ты видишь, как много всего составляет субстанциальные свойства такого на самом деле простого предмета? Сколько всего должно быть соблюдено? Какое состояние требуется от элементов, чтобы сохранить целое? Ты видишь, функцию "жить" в этой гитаре составляет отношение элементов друг к другу и к целому? Это гармония, дорогой. Гармония дает жизнь гитаре, что для нее есть строить и звучать. Гармония жизни человека, само собой, сложнее гитары, и мы должны признать, что мы не знаем ее, чтобы не увязнуть в своем невежестве, что-то сочиняя о предмете-душе, которой нужно куда-то деться.

Все это - примитивные аналогии, которые уже вроде бы кто-то эксплуатировал. Я тебе тут не x-files какой-то раскрываю, а хочу лишь сказать, что на всякое знание есть знание иное. Прими свои границы, потому что лишь тогда ты их сможешь перейти. Всё иди. Дай Васе денег на молоко и хлеб, пусть сходит, купит, а ты принесешь.