Как Эмиль Утиц спас свою человечность в нечеловеческих условиях

Фрагмент акварели Терезиенштадта кисти Морица Мюллера, погибшего в Освенциме. Предоставлено немецким Историческим музеем, Берлин/Гетти.

Австрийский музыкант и поэт Лео Штраус (1897-1944) называл Терезиенштадт (концентрационный лагерь) "будто бы городом". Построенный нацистами, он был временной станцией для еврейских заключенных по пути в другие концлагеря. Но он также имел пропагандистское значение: там содержались пожилые евреи на фоне кафе, университета, библиотеки и даже оперы. Это был кров для евреев, "подаренный" нацистами, в попытке обмана международной общественности относительно геноцида, который они проводили. Терезиенштадт был иллюзией: атрибуты культивированного города скрывали его убийственный raison d’être [франц. - смысл существования]. Как выразился Штраус в своем стихотворении "Als-ob" ("Будто бы"):

Там есть кофейня

подобно Европейскому кафе

и там играет музыка

и чувствуешь себя, как будто бы...

человеком, несущим тяжесть судьбы

будто бы, она не так тяжела

и говорят о лучшем будущем

будто бы, оно настанет.

Более 30 000 человек погибли в Терезиенштадте, а еще 88 000 были депортированы в другие лагеря уничтожения.

В 1942 году 59-летний чешско-немецкий философ Эмиль Утиц был заключен в тюрьму Терезиенштадт. Именно здесь, в этом "будто бы городе", он сформулировал свою самую оригинальную философию – действительно, обманчивая природа Терезиенштадта послужила своего рода фундаментом для его мысли. Утиц пережил свое пребывание в Терезиенштадте как "эксперимент", который исследовал этот вопрос: как можно спасти свою человечность в таких бесчеловечных условиях? Утиц видит в способности действовать, выходить из причинной цепи событий и создавать новую последовательность событий сущность человеческого бытия. В этом смысле концлагерь является нечеловеческим мир, в котором человек лишен возможности начать новую цепочку действий и разумно предсказать её последствия. Как в таких обстоятельствах можно оставаться человеком в полном смысле? Ответы, которые он предлагал, связывали воображение, вымысел и реальность.

Идея о том, что вымысел необходим для правильного адаптации к реальности, была распространена в философской мысли 1930-40-х гг. Ганс Вайхингер, немецкий последователь Иммануила Канта, утверждал, что вымысел – это не аберрации* реальности, а сама суть нашего отношения к ней. В The Philosophy of "As If": A System of the Theoretical, Practical and Religious Fictions of Mankind (1911), он отметил, что люди обычно действуют на основе предположений, которые, как они знают, ложны. По словам Вайхингера, даже учёные подходят к реальности с их постоянно активным воображением. Подумайте, например, об "атоме", определяемым как "центр без протяженности". Несмотря на противоречивый характер этого определения, само понятие оказалось полезным, воображаемым инструментом, который позволяет нам углубить наше знание о не фиктивной реальности. Или возьмем экономическую теорию Адама Смита, построенную на предположении об эгоистическом поведении. Смит знал, что люди не являются исключительно эгоистичными, но установление этой односторонней предпосылки привело к пониманию, которые он упустил бы в противном случае.

*с латинского - отклонение, искажение, удаление.

Философия Вайхингера дополнила стихотворение Штрауса "Будто бы", и Утиц адаптировал то и другое к своему собственному мышлению, используя их в своей книге "Психология жизни в концентрационном лагере Терезиенштадт", написанная после освобождения. Утиц утверждал, что способность выйти за пределы своей нынешней ситуации является основополагающим навыком человечества, необходимым как для ясного мышления, так и для простого выживания. По его словам, "ad-just" – то есть "воздавать должное" любой ситуации, в которой вы оказываетесь, – требует некоторого дистанцирования от неё. Для Утица эта дистанция требует "вымыслов" – фактически, человек не может воспринимать мир без определенной вымышленной дистанции. Мир никогда не переживается прямым и непосредственным образом: отказ от воображения означает отказ от реальности. Это означает, в конечном счете, что люди никогда полностью не определяются своей нынешней ситуацией, потому что есть всегда элемент вымышленной дистанции. Вот зачаток того, по мнению Утица, что позволяет человеку оставаться человеком в нечеловеческих условиях.

В концентрационном лагере немногие понятия кажутся такими же вымышленными, как свобода. Однако, по мнению Утица, именно от этой свободы – какой бы нереальной она ни казалась – зависит сама человечность. Здесь Утиц не одинок. Виктор Франкл, ещё один заключённый в Терезиенштадте (позже депортированный в Освенцим), подчёркивал, что, как это ни парадоксально, лагерь предлагал опыт свободы в его обнажённом состоянии. В книге "Человек в поисках смысла" (1946) Франкл писал:

Каждый день, каждый час давал возможность принять решение ... которое определяло, станете ли вы игрушкой обстоятельств, откажетесь ли от свободы и достоинства, чтобы превратиться в типичного заключенного.

Но Утиц не стал заходить так далеко. Для него свобода – это не только способность найти просвет в "принудительном сообществе" (как называл его коллега по заключению и ученый Х. Г. Адлер ) и избежать его мрачного детерминизма. Чтобы свобода была реальной, необходимо питать надежду на то, что конкретный человек может влиять на мир. То есть свобода – это не только способность начать новую цепь событий, но и надежда на то, что кто-то сможет это сделать. И если, как заметил Франкл, человек затрагивает жизнь и смерть даже самыми обыденными действиями, то его свобода сильно затруднена. Свобода, которой может обладать каждый, проистекает из прозаической, а не драматической реальности – из возможности принимать решения, не опасаясь фатальных последствий.

Утиц подходит к своей ситуации и своей свободе с феноменологической точки зрения: он фокусируется на том, как работает сознание. С этой точки зрения, для Утица свобода – это также способность осознавать своё страдание. Если человек преуспевает в этом, он может также осознать факт восприятия ситуации с определённой точки зрения и что, следовательно, он не неотделим от своих мучений. Сознание страдания само по себе дистанция от страдания – даже свободы от него. Сущность свободы заключается не только в героических актах преодоления своего положения, но скорее в простом мужестве оставаться сознательным. Вот как человек сохраняет свою человечность.

И Франкл, и Утиц придерживаются концепции "временного существования". В ситуации, которая считается условной, человек живет так, как будто он действительно верит, что, несмотря на нынешние страдания, однажды он сможет вернуться к своей нормальной жизни. Как сказал Утиц в своем эссе в 1948 году:

Человек принимает нынешнюю ситуацию, в то же время дистанцируясь от неё, и, таким образом, он не поглощен ею ... он способен поддерживать нормальную жизнь именно потому, что он не оценивает данную ситуацию, и неприятная [сторона] реальности не вызывает возмущения.

Осознание того, что нынешняя ситуация является лишь фрагментарной и частичной прелюдией к будущему – с надеждой на лучшее будущее – для Утица является глубоко интеллектуальным предприятием: это достижение ясного и тщательного мышления, задача философствования.

Возможно, удивительно, что Утиц принял заявление нацистов о том, что Терезиенштадт был подарком евреям. Он подчеркнул, что, помимо принудительного труда, заключенные имеют возможность участвовать в различных работах: совершенствовать кафе, учить детей, читать лекции, играть на музыкальных инструментах. Он последовательно отвергал мнение, что участие в культурной жизни Терезиенштадта равносильно сотрудничеству. Для Утица участие в Терезиенштадтской общине было шансом проявить иронию, а значит, культивировать бдительность собственного "я" и собственного окружения, а не погружаясь в него и теряться в нём. Ирония – это средство достижения воображаемого дистанцирования от своей ситуации.

Дети в Терезиенштадтском гетто, сфотографированные Красным Крестом 23 июня 1944 года. В рамках подготовки к визиту Красного Креста было проведено больше депортаций в Освенцим, чтобы уменьшить переполненность. Были открыты бутафорские магазины, кофейня, банк, школа и детские сады, посажены цветники. После этого визита нацисты сняли пропагандистский фильм, после чего большинство действующих лиц съёмок и большинство детей в гетто были отправлены в газовые камеры. Предоставлено архивом Яд Ва-Шем.

В Терезиенштадте философия Утица "Будто бы" приобрела странный и буквальный смысл в вопросе о деньгах. У заключенных была своя валюта, и, хотя, как он писал, это была "худшая валюта на Земле", тем не менее она работала. Как и другие валюты, "будто бы" валюта живёт за счёт доверия своих пользователей, и доверие заключённых было в высшей степени реальным. Когда Красная Армия захватила Терезиенштадт, СССР признала ценность валюты заключенных, произведя обмен "будто бы" валюты на реальные деньги, сделав хрупкий мост для заключенных, чтобы перейти из "будто бы" города в "реальный" город.

Было бы неверно представлять этот конец как счастливый, даже если освобождение было радостным моментом. Как показала Эдит Эгер, пережившая Освенцим, в своих мемуарах "Выбор" (2017), выжить в концентрационном лагере – это одно, пережить своё выживание – совсем другое. Эгер, Франкл и Утиц пережили и лагерь, и травму. Может быть, ироничная, порой наивная воля к смыслу (даже вера в смысл) была их способом творчески пережить смертельную реальность.

Подход Утица примечателен своим духовным акцентом на конечности, а не на бесконечности. В определённые времена нам нужны горизонты не для того, чтобы видеть дальше, а для того, чтобы яснее видеть здесь и сейчас. Конечность – это утешение. Неспособность увидеть внутреннюю конечность каждой ситуации так же фатальна, как неспособность увидеть, что в человеческой жизни есть нечто большее, чем естественная причинность или принудительное сообщество. Для Утица, надежда – это попытка понять свою конечность, попытка углубить свою чувствительность к ней. Сама эта чувствительность к конечности, питаемая вымышленными элементами, является средством спасения своего сознания, средством спасения своей жизни.

Автор Тереза Матейчкова (Tereza Matějčková) - старший преподавателем философии на кафедре философии и религиоведения Карлова университета в Праге.

Под редакцией Сэма Дрессера.

адаптация на русский и вторичная редактура Дмитрий Бобров