День начала контрнаступления советских войск против немецко-фашистских войск в битве под Москвой

ER STARB VOR MOHAISZK¹
von Erich Maria Remarque Эрих Мария Ремарк

Er starb vor Mohaiszk. In der Nacht. Es war weiß
der Schnee und die Kälte —
Und die Kälte fror ihn sofort ein — sofort — erstarrt
sank er lautlos in den Schnee —
Und wurde schwer
Und sank und sank
Jeden Tag etwas mehr, und es schneite auf ihn
seine Uhr lebte noch einen Tag länger als er —
dann blieb sie stehen um sieben Uhr dreißig —
Und dann war es weiß und flach wieder im Dezember und Januar
Und im Februar — und lautlos glitten die Skis
der Feinde drei Meter über ihm In der Richtung auf Smolensk —
Dann kamen die Stürme — es schmolz der Schnee —
Dann kam der März und das lindere Wehen —
Er tauchte auf aus dem weißen Grab
Und wie auf schmutzigen Wolken glitt er auf dem letzten
Schnee herabbr
Und berührte zum erstenmale die Erde —
Und es taute um ihn —
Und seine Wunden öffneten sich
und begannen zu bluten — wenig — als stürbe er jetzt erst wirklich —

Er schlief auf einer Wiese —
neben ihm sein Gewehr und sein Helm
und begann gespenstisch zu leben
er wuchs — schwoll auf — und bewegte sich —
als träume er unruhig
noch einmal die Schlacht —
Seine schwarzen Lippen zitterten und
aus seinen Eingeweiden stöhnte die Verwesung
stinkend empor
Und manchmal hob er die fette glänzende Hand —
Doch dann starb er den dritten Tod
Und schrumpfte zusammen in seinen armen Kleidern
Näher und näher der Erde
Und sein Gesicht war sehr friedlich und fern —

Und unter ihm rumorte
gespenstisch der Frühling —
Das Schlachtfeld ward Wiese —
Es rieselte —
Unter ihm reckten sich Wurzeln
Drängten Keime, durchbrachen die harte Kruste der Erde —
Aber den weicher werdenden Rock der Uniform konnten sie
nicht durchbrechen —

Sie hoben sie an — aber
es war dunkel unter der Uniform
Und sie starben —
während
rundum die Anemonen und Schneeglöckchen blühten —

Doch das Leben der Würmer und Käfer begann —
Sie waren wie Füchse, denen im schmelzenden Eis
ein Mammut erwuchs — ewige Nahrung —
Ein Bergwerk aus Fleisch —

Und die Erde begann ihn zu trinken,
Johann Schmidt von der 3. Kompagnie des 152. Regiments —
Er rann zu den Wurzeln —
Kaninchen hoppelten manchmal über ihn hinweg —
Und Schmetterlinge saßen oft auf seinen Zähnen
Und nachts die Eulen, die ihn sahen —
Niemand fand ihn —
Die kleine runde Blechmarke, die von ihm übrig geblieben war,
wurde erst im Jahre Zweitausendzweihundertzwanzig gefunden
als man an dieser Stelle einen Spielplatz für blinde Kinder baute.
Und inzwischen hatte ein Haus da gestanden und Menschen hatten
über ihm gelebt und waren gestorben und die Arbeiter
warfen die Blechmarke fort, denn sie war nur noch ein bißchen Rost —

Es dauerte zwei Jahre, ehe er ganz
fort war — und er war der letzte, —
denn sieben andere, die auch gefallen waren
hatten tiefer gelegen als er und waren früher
zerstäubt.

Sein Schädel hing eine Zeitlang in der Luft, denn
ein junger Kirschbaum war durch die Augen gewachsen und hatte ihn
mit sich hoch gehoben und hatte geblüht
und er hatte in den Himmel gestarrt, zwischen Blüten,
ohne Kinn, denn der Unterkiefer hatte sich gelöst
und war unten geblieben

Man trauerte um ihn eine Zeitlang in
Gießen
doch dann vergaß man ihn, denn
die Jahre wurden schwer
Und nur manchmal sagte seine Mutter,
daß er es doch gut gehabt habe, so früh
zu sterben
und nicht all das noch mitzumachen,
aber sie meinte es nicht.
Sie starb sieben Jahre später

Erich Maria Remarque. Das unbekannte Werk. Frühe Prosa. Werke aus dem Nachlaß. Briefe und Tagebücher. Herausgegeben von Thomas F. Schneider u. Tilman Westphalen. Köln: Kiepenheuer & Witsch, 1998.

¹ Название города Можайска в оригинале передано неточно, должно быть — Moshaisk.

ОН ПОГИБ ПОД МОЖАЙСКОМ

Он погиб под Можайском. Ночью.
Все вокруг было белым от стужи и снега.
И как только он умер, он был скован морозом,
сразу, как только умер.
Оледеневший, тяжелый,
он в снег уходил беззвучно,
каждый день понемногу
все глубже,
а снег все сыпал и сыпал…
Часы на его руке прожили на день дольше,
остановились равно в семь тридцать,
и было все также бело на равнине
в декабре в январе в феврале,
и беззвучно над ним скользили
по трехметровому снегу
лыжи врагов в направленье Смоленска…

Потом зарядили метели, и март наступил,
и повеяло теплым ветром, и расплавился снег
и он всплыл из белой своей могилы,
и, скатившись с остатков сугроба, словно с грязного облака,
в первый раз коснулся земли.

А снег все таял и таял,
и раны его открылись,
и начали кровоточить,
не сильно, как если бы он лишь сейчас
стал действительно умирать…

Он спал на лугу.
Рядом винтовка и шлем.
Он жил теперь жизнью призрака,
но рос, распухал, шевелился,
словно во сне неспокойном
все еще видел последний бой.
Иногда он вскидывал руку с жирной лоснящейся кожей,
черные губы его дрожали,
и из нутра вырывался стон зловонного тленья.
Но вскоре он все же умер третьей своею смертью,
и скукожился весь в жалкой своей одежде,
и прижался к земле,
и лицо его было покойным и отрешенным.

А в недрах земли под ним зарождался таинственный шум весны.
Поле боя в луг превращалось, воды текли, корни крепли,
напирали ростки растений, пробивали твердую корку земли,
но сквозь размякшую ткань шинели проклюнуться не смогли —
пытались его приподнять,
но было темно под шинелью,
и они задохнулись и умерли вместе с ним,
а вокруг цвели подснежники и анемоны.

Началась жизнь червей и жучков,
Они были подобно лисицам, пред которыми вдруг возник
из тающих льдов мамонт — пища на целую жизнь…
Горный рудник мяса.

И земля начала вбирать
в себя Иоганна Шмидта из 3-ей роты 152-го полка.
Так он понемногу переселялся к корням,
дикие кролики прыгали через него,
восседали бабочки на зубах,
совы ночью над ним летали…

Никто его не нашел.
Маленький круглый железный жетон —
все что от него осталось —
был найден в 2022 году,
когда здесь строили спортплощадку
для слепых детей, а до этого
дом стоял, и в нем жили и умирали люди.
Рабочие выбросили жетон —
ненужную заржавленную железку.

Два года понадобилось на то,
чтобы он исчез навсегда,
он был последним из павших,
семь других залегали глубже и истлели несколько раньше.
Лишь череп кое-какое время еще парил над землей,
ростки юной вишни проросли сквозь его глаза,
и вишня его подняла вместе с собою ввысь,
а когда расцвела,
череп глядел сквозь цветущие ветви в небо,
череп без подбородка,
что отвалился и лежал на земле отдельно.

Какое-то время в Гиссене
о нем горевали, но вскоре
забыли о нем, потому что
настали тяжелые времена.
Лишь мать иногда говорила,
что ему повезло не дожить
до жизни, наставшей после…
Но это она только так говорила,
она, его пережившая
на семь лет.

Перевод с немецкого: Вальдемар Вебер